В разные времена наукой называли совершенно разные вещи. Это находит отражение в той путанице .которая существует сейчас вокруг этого слова, и вокруг его антагонистов – «псевдонауки», «паранауки» и «лженауки».
Если смотреть словарные определения «науки», то можно увидеть три разные тенденции.
1. Идеалистическая (наука - систематическая познавательная деятельность, поиск истины)
2. Материалистическая (наука - система достоверных знаний об объективном мире).
3. Социально-экономическая (наука – разработка методов преобразования природы)
Я поступлю грубо и встану на позицию фермера.
Тогда наука в смысле 1 мне вообще не интересна (что я буду делать с этой истиной, даже если она есть?). Наука в смысле 2 мне тоже подозрительна (поди разберись, что у этих философов объективно и что достоверно).
А вот наука в смысле 3 мне предельно ясна и очевидно полезна. С помощью нее я могу меньше уродоваться на работе и наживать больше денег. Мне может быть не понятно, с какой конкретно целью математики пишут свои жуткие формулы, химики смешивают что-то в колбах, биологи режут червяков, а физики пытают материю электричеством. Но если в результате деятельности высоколобых, мой труд и моя жизнь становятся все более комфортными, то наука – вещь хорошая, полезная и достойная всяческого уважения.
Даже исследование космоса мне, фермеру, понятно: глядишь, мои внуки будут владеть этими звездами - планетами, и заживут, как короли из фэнтези.
Интересно, что ученый, в отличие от фермера, ни о чем таком не думает. Ему просто интересен сам процесс исследования. Практические результаты он порой даже не планирует, они возникают естественным образом, как следствие установленных научных закономерностей. В истории не было ни одного случая, когда исследования свойств природы или свойств абстрактных математических структур, оказалось бы бесполезна для практики. Все так или иначе шло в дело и превращалось в технологичную продукцию, польза от которой ясна даже человеку, далекому от науки. Любой ученый – математик, естественник, социолог, экономист, computer-scientist, если захочет, сможет примерно предсказать, какая практическая польза проистечет в будущем из его абстрактных исследований. Не зря кто-то из великих ученых сказал: «если я не могу объяснить 10-летнему ребенку, чем и для чего я занимаюсь – значит, я шарлатан».
Некоторые ученые полагают, что т.н. «простым людям» не интересна «высокая наука». Так вот, это огромное заблуждение. Роман фантаста Гарри Гаррисона «Выбор по Тьюрингу», написанный в соавторстве с крупнейшим специалистом в области computer-science Марвином Мински, разошелся огромными тиражами. Почему? Ведь он посвящен довольно глубоким проблемам прикладной математики, информатики, нейрофизиологии, робототехники и экономики? А потому, что он написан с точки зрения «фермера» - и каждая ступень напряженного научного труда, описанного в романе, корреспондирует с практическими приложениями, вплоть до таких приземленных вещей, как эффективная борьба с сельскохозяйственными вредителями. Сейчас я выскажу мысль совершенно еретическую: любознательные «простые люди» зачастую понимают роль, функции и назначение науки гораздо лучше, чем сами ученые. Тут мы подходим к вопросу о лже- псевдо- и пара- науке, а также к проблеме т.н. «познания истины».
Истории известны случаи, когда великие ученые теряли представление о принципиальной разнице между научной деятельностью и ритуальной мистикой, начинали путать науку с теологией и в конце концов начинали заниматься какой-то бессмысленной чепухой вроде поиска доказательств бытия бога, толкования Апокалипсиса или поиска смысла жизни.
Это психологическое явление, эту патологию разума некоторых ученых, я позволю себе назвать «синдромом поиска истины». Ученый иногда так сильно увлекается поиском фундаментальных принципов устройства природы, что нейрофизиологические регуляторы сознания канализируют умственное перенапряжение в простую и дегенеративную идею о «творце - конструкторе» который эту природу устроил. В мозгах ученого происходит своего рода короткое замыкание и, увлекшись этой простой идеей, он начинает строчить бессмысленные трактаты о сверхъестественном устроителе мироздания. Порождение концепций вроде «творца - конструктора» можно определить паранауку, т.е. деятельность, противоположную науке. Научная концепция обязательно направлена на более или менее прогнозируемый результат в общественном производства. Паранаучная концепция заведомо не может привести ни к какому практически продуктивному результату.
Фундаментальная наука закономерно порождает прикладную науку, а затем инженерные приложения. Паранаука так же закономерно порождает псевдонауку (субъективные и бесплодные суждения о конкретных феноменах человеческого бытия), а затем – лженауку (тпрямое мошенничество, призванное обманным путем убедить общество в полезности псевдонаучных построений).
Из науки - классической механики следует прикладная механика, а из нее – инженерная теория машин и механизмов.
Из паранауки - теологии следует псевдонаука демонология а из нее – лженаучные формы деятельности, вроде ритуала экзорцизма.
Огромной ошибкой было бы считать, что настоящая наука занимается поиском истины. Наоборот, настоящей науке истина совершенно безразлична. Не надо считать, что настоящая наука ищет действительные законы природы. На самом деле наука ищет удобные обобщения и формальные описания групп наблюдений. Эти описания (т.н. «научные теории») позволяют в некотором приближении предсказывать поведение интересующих нас объектов. При этом любая научная теория заведомо является ложной в том смысле, что она не описывает никакой «объективной реальности». Каждая теория рано или поздно будет заменена другой - также ложной, но более подходящей для инженерных или технологических решений в расширившейся области охвата явлений окружающего мира. При этом в старой, узкой области вполне может применяться теория, уже опровергнутая экспериментом для более широкой области. Классическая механика и теплофизика «флогистона» замечательно применяются в инженерном проектировании.
Интересно, что именно неопровержимость является главным признаком паранауки. Это блестяще показал Карл Поппер в своей парадигме фальсифицируемости. Для любой научной теории можно придумать эксперимент, который при определенном исходе эту теорию опровергнет. Для паранауки такой эксперимент придумать нельзя. Парадигма фальсифицируемости показала, что классическая философия, искусствоведение, этика, теология и почти все гуманитарные дисциплины являются паранауками, бесполезными в познавательном смысле, а все их следствия – лженаучны, т.е. являются мошенничеством. Они стоят в одном ряду с уличной игрой в наперстки и шарик. К сожалению, традиция, идущая от средневековой схоластики, до сих пор держит дисциплины гуманитарного и теологического цикла в разряде наук. Вследствие этого размывается само понятие науки, как продуктивной деятельности, и создается субстрат для всякого рода паразитирования пара- псевдо- и лженаук на общественных научных фондах.
Если говорить о практической задаче распознавания пара- псевдо- и лже- наук, то надо иметь в виду: паранаука всегда является корневой. дже- и псевдо- наука всегда опирается на паранаучный фундамент. Таким образом, задача сводится к распознаванию паранауки. Это уже достаточно просто. Фундаментальная наука основана всегда на чистом произволе - корневом постулате, придуманном для построения математической или описательной (нарративной) модели явления. Этот корневой постулат сам по себе не объявляется ценным и не апеллирует к каким-либо авторитетам, эмоциям или общественной морали.
Паранаука напротив, всегда настаивает на самоценности корневого постулата, и делает из него догму, держащуюся силой авторитета, человеческих эмоций и обычаев.
Корневой постулат научной теории ценен лишь постольку, поскольку на нем основе построена практически продуктивная система прикладного знания.
В паранауке наоборот: фиктивная ценность корневого постулата своим авторитетом оправдывает полною непродуктивность всей системы приложений (псевдо- и лже- науки).
В заключение – несколько еретических мыслей по поводу критерия Поппера. Увы, он тоже не безупречен. В основе этого критерия лежит постулат о безусловной возможности повторения любого эксперимента. Но, как показывают исследования последних 50 лет, наш мир более точно описывается как совокупность уникальных, а не повторяемых событий. Кажущаяся повторяемость некоторых событий оказывается при внимательном взгляде, очень приближенной. Кроме того, исследования показывают, что наш мир лучше описывать не в терминах причин и следствий, а в терминах условных вероятностей наступления одного события при наличии другого.
Практически это значит, что парадигма Поппера нуждается в переформулировке в терминах относительного сходства условий и формы распределения вероятности в системе парных событий. При таком подходе мы сможем эффективно работать с описаниями тех феноменов, которые сейчас представляются нам, как парадоксальные немыслимые совпадения. Возможно, мы научимся группировать описания этих феноменов так, что они будут в некотором абстрактном пространстве демонстрировать свойства, сходные с привычной нам повторяемостью. Но, впрочем, это уже предмет отдельной статьи о неопостпозитивизме (транспозитивизме) и о возможной будущей научной методологии исследования «не-попперовских гипотез» в естествознании.