Александр Розов (alex_rozoff) wrote,
Александр Розов
alex_rozoff

Category:

Шеринг и добровольное вымирание. Человек с нулевой эмиссией будущего.

(1). Определение: термин "Нулевая эмиссия" (Zero emission) относится к двигателю или источнику энергии, который не выделяет никаких отходов, которые загрязняли бы окружающую среду.
(2). Декларация: Движение за добровольное исчезновение человечества VHEMT (Voluntary Human Extinction Movement) - хорошей альтернативой вымиранию миллионов видов растений и животных является добровольное вымирание всего одного вида — Homo sapiens… нас. Каждый раз, когда некий человек решает не прибавлять еще одного человека к миллиардам людей, уже опустошающих планету, появляется лучик надежды. Когда каждый человек предпочтет прекратить размножение, у биосферы Земли появится возможность вернуть былое великолепие.
(3). Шеринговая экономика (sharing economy) или экономика совместного потребления (Сollaborative Сonsumption): модель потребления, основанная на том, что выгоднее и удобнее платить за временное пользование вещью, чем купить вещь и владеть ею, как собственностью.

Какая связь между (1), (2) и (3)? Отчасти на этот вопрос пробует ответить Михаил Шевчук в статье*, выборочные фрагменты из которой я приведу ниже (цитата):
В истории человеческой цивилизации понятие собственности — одно из самых древних и, следовательно, фундаментальных. Верховная власть путем распределения прав на получение благ классифицировало общество. Благодаря манипуляциям с собственностью выстраивалась социальная иерархия; обладание тем или иным объемом благ было тождественным положению человека в этой иерархии. У раба собственности не было — напротив, он сам принадлежал кому-то. У собственности, таким образом, была еще одна важная функция: ее наличие вообще отделяло человека с правами от бесправного человека. Этот принцип, видоизменяясь в разное время, дожил практически до новейшего времени: феодальные системы, крепостное право, имущественные цензы на выборах воплощали все то же утверждение: «Скажи мне, чем ты владеешь, и я скажу, кто ты».

В рамках рода, племени или со временем отдельно взятой семьи далеко не каждый имел право распоряжаться, например, собственной жизнью. Формальным владельцем надела, стада и рабов был глава семьи — соответственно, ему же принадлежали чада и домочадцы. Жены и дети не владели этой собственностью и тем самым де-факто принадлежали отцу familia, как это называлось в Древнем Риме. Глава семьи мог продать или убить не только раба, но и с тем же успехом собственного сына. В иерархическом обществе обладание — единственный способ застолбить за собой какое-то место, через собственность получить право на государственную защиту своей пищи и своей жизни. Поэтому история развития социальных институтов в целом представляет собой постоянное стремление обделенных элементов общества — рабов ли, женщин, чернокожих или крестьян — выйти за пределы иерархии и обрести права, для чего необходимо было обзавестись собственностью. Борьба за собственность была борьбой за собственное я, вплоть до борьбы за личное пространство. Государство (за исключением социалистических экспериментов-исключений, первым из которых, вероятно, следует признать государство инков) всегда было заинтересовано в поддержке собственников, так как любой, кто владеет средствами производства, становился элементом экономической системы.
По мере дробления общества на все более мелкие фракции труд выходил за пределы общин и семей, становился делом каждого конкретного человека, который тоже должен был заботиться о своем месте в обществе, но уже самостоятельно. Рабочий, обладавший только собственными руками и головой, уже обретал самостоятельную субъектность в экономике, представлял собой единицу, способную относительно быстро сменить один процесс на другой. С ним нужно было считаться, и его обязанности по отношению к общине или роду также оказывались размыты. Основанием собственности становился труд.
Вещи, которые раньше обозначали положение человека, теряли ценность по мере трансформации экономики. Для городского обитателя, например, перестал быть необходимостью земельный надел; первое и второе поколение горожан — переселенцев из деревень по инерции еще воспринимали землю как ценность, но обладание шестью сотками больше не делало их участниками значительного экономического процесса. Для более молодых городских жителей земля окончательно превратилась либо в необязательный предмет роскоши, либо в инструмент для целенаправленного бизнеса, тоже не уникальный сам по себе.
Параллельно с этим медленно, но верно атомизировалась и семья — с тех пор как жены и дети перестали быть рабочими руками, гражданину стало уже вовсе необязательно обладать семьей.
Выяснилось, что истинным мерилом ценности ресурса является даже не столько сам труд, сколько время, затрачиваемое на него.
Если конвертация труда в блага может стать практически мгновенной, почти без стадии накопления ресурса, то на накопление незачем тратить время — пожалуй, единственный по-настоящему не возобновляемый ресурс для человека. Мобильность во всех смыслах становится все более важным источником продвижения человека в обществе; здесь имеется в виду не только экономия времени, но и максимальное отсутствие якорей-привязанностей — к жилплощади, к семье, ко всему громоздкому.
В отношении семьи процесс дробления может в далекой перспективе привести к появлению суперполигамных и суперполиаморных семей, если их еще можно будет так называть. Иерархия не перестанет существовать до тех пор, пока будут существовать предметы, произведенные в ограниченных количествах. Но автоматизация постепенно ограничит их только областью искусства — а возможно, и искусство тоже станет sharing art и домашняя коллекция картин без выставления ее на публичное обозрение будет считаться такой же странноватой прихотью, как, допустим, сегодня разведение лошадей, или даже социально неприемлемым поведением.
Такое общество выглядит эгоистичным, но через столетия, возможно, окажется естественным
(конец цитаты)

Модель Михаила Шевчука практически совпадает с моделью экс-парламентария и экс-министра окружающей среды Дании - Иды Окен, изложенной в ее статье "Добро пожаловать в 2030 год."**. "Мне не принадлежит ничего. У меня нет собственной машины. Нет своего дома. У меня даже нет своих технологических устройств и одежды. Все, что люди раньше рассматривали как продукт, теперь стало сервисом. У нас есть доступ к транспортным услугам, проживанию, питанию и всему остальному, что нам необходимо. Владение чем-то просто перестало иметь смысл. В городе никто не платит за аренду помещений, потому что каждый может использовать любое свободное пространство, когда ему заблагорассудится. Например, в гостиной моей квартиры проходят деловые встречи, когда меня нет дома. Мы можем работать в любое время. Не знаю, можем ли мы вообще продолжать называть это работой. Скорее, у нас теперь есть время для размышлений, время для креатива и время для претворения идей в жизнь. Поначалу меня раздражало, что у меня больше нет личной жизни (но) мне нравится наша жизнь. Она намного лучше, чем та, которой мы жили раньше.".

Для принципиально-атомарного человека это действительно может оказаться весьма привлекательным (почти идеальным) стилем жизни. Он, тратит минимум времени то, что не потребляет в ближайший период, и старается вовсе не тратить время на то, что останется после прекращения (скажем так) его гастролей в этом материальном мире. То, что будет после - не интересует его категорически, по определению. Отсюда - его эмиссия чего-либо в будущее стремится к нулю.

Если общество состоит из принципиально-атомарных людей, то это "общество одного шага". Оно биологически исчезает в течение пары-тройки поколений (которые могут появиться только потому, что кто-тол заведет одного ребенка из любопытства - по принципу "первый ребенок - последняя кукла"). Причем это общество оставит после себя минимум материальных следов - поскольку создает по возможности лишь то, что потребляет в текущем поколении. Когда последний человек в возрасте изрядно за 100 лет (может даже 150 или 200 лет), с улыбкой вспоминая долгую счастливую жизнь в экологически здоровой среде, перестанет дышать, после человечества останется последний не полностью потребленный коттедж с кое-каким не полностью потребленным бытовым оборудованием.

"В гостиной говорящие часы настойчиво пели: тик-так, семь часов, семь утра, вставать пора! — словно боясь, что их никто не послушает. Объятый утренней тишиной дом был пуст. Часы продолжали тикать и твердили, твердили свое в пустоту: девять минут восьмого, к завтраку все готово, девять минут восьмого!
На кухне печь сипло вздохнула и исторгла из своего жаркого чрева восемь безупречно поджаренных тостов, четыре глазуньи, шестнадцать ломтиков бекона, две чашки кофе и два стакана холодного молока.
— Сегодня в городе Эллендейле, штат Калифорния, четвертое августа две тысячи двадцать шестого года, — произнес другой голос, с потолка кухни. Он повторил число трижды, чтобы получше запомнили. — Сегодня день рождения мистера Фезерстоуна. Годовщина свадьбы Тилиты. Подошел срок страхового взноса, пора платить за воду, газ, свет.
Где то в стенах щелкали реле, перед электрическими глазами скользили ленты памятки.
Восемь одна, тик-так, восемь одна, в школу пора, на работу пора, живо, живо, восемь одна! Но не хлопали двери, и не слышалось мягкой поступи резиновых каблуков по коврам.
На улице шел дождь. Метеокоробка на наружной двери тихо пела: «Дождик, дождик целый день, плащ, галоши ты надень…» Дождь гулко барабанил по крыше пустого дома.
Во дворе зазвонил гараж, поднимая дверь, за которой стояла готовая к выезду автомашина… Минута, другая — дверь опустилась на место.
В восемь тридцать яичница сморщилась, а тосты стали каменными. Алюминиевая лопаточка сбросила их в раковину, оттуда струя горячей воды увлекла их в металлическую горловину, которая все растворяла и отправляла через канализацию в далекое море. Грязные тарелки нырнули в горячую мойку и вынырнули из нее, сверкая сухим блеском.
Девять пятнадцать, — пропели часы, — пора уборкой заняться.
Из нор в стене высыпали крохотные роботы-мыши. Во всех помещениях кишели маленькие суетливые уборщики из металла и резины Они стукались о кресла, вертели своими щетинистыми роликами, ерошили ковровый ворс, тихо высасывая скрытые пылинки. Затем исчезли, словно неведомые пришельцы, юркнули в свои убежища. Их розовые электрические глазки потухли. Дом был чист.
Десять часов. Выглянуло солнце, тесня завесу дождя. Дом стоял одиноко среди развалин и пепла. Во всем городе он один уцелел. Ночами разрушенный город излучал радиоактивное сияние, видное на много миль вокруг.
Десять пятнадцать. Распылители в саду извергли золотистые фонтаны, наполнив ласковый утренний воздух волнами сверкающих водяных бусинок. Вода струилась по оконным стеклам, стекала по обугленной западной стене, на которой белая краска начисто выгорела. Вся западная стена была черной, кроме пяти небольших клочков. Вот краска обозначила фигуру мужчины, катящего травяную косилку. А вот, точно на фотографии, женщина нагнулась за цветком. Дальше — еще силуэты, выжженные на дереве в одно титаническое мгновение… Мальчишка вскинул вверх руки, над ним застыл контур подброшенного мяча, напротив мальчишки — девочка, ее руки подняты, ловят мяч, который так и не опустился.
Только пять пятен краски — мужчина, женщина, дети, мяч. Все остальное — тонкий слой древесного угля.
Тихий дождь из распылителя наполнил сад падающими искрами света…
Как надежно оберегал дом свой покой вплоть до этого дня! Как бдительно он спрашивал: «Кто там? Пароль?» И, не получая нужного ответа от одиноких лис и жалобно мяукающих котов, затворял окна и опускал шторы с одержимостью старой девы. Самосохранение, граничащее с психозом, — если у механизмов может быть паранойя.
Этот дом вздрагивал от каждого звука. Стоило воробью задеть окно крылом, как тотчас громко щелкала штора и перепуганная птица летела прочь. Никто — даже воробей — не смел прикасаться к дому!
Дом был алтарем с десятью тысячами священнослужителей и прислужников, больших и маленьких, они служили и прислуживали, и хором пели славу. Но боги исчезли, и ритуал продолжался без смысла и без толку."
(Рэй Брэдбери. Будет ласковый дождь).

«Жить долго и счастливо вымереть»*** (девиз Движения за добровольное исчезновение человечества).

То, что я изложил выше -это единственный логичный сценарий будущего (короткого и с почти нулевой эмиссией) для случая, если человечество выбирает программу ООН "Устойчивое развитие" ****
Как ко всему этому отношусь лично я? Это - отдельная тема.
Здесь только отмечу: я - абсолютно принципиальный противник указанной программы.
Такие дела.


--------------------------
*) "Раздел истории: почему шеринг меняет многовековые устои человечества" (Михаил Шевчук)
https://www.rbc.ru/trends/sharing/5ddbb5fb9a7947b17c10888f
**) "Добро пожаловать в 2030 год" (Ида Окен)
https://www.mirprognozov.ru/prognosis/society/dobro-pozhalovat-v-2030-god/
***) Движение за добровольное исчезновение человечества VHEMT (Voluntary Human Extinction Movement)
http://www.vhemt.org/rindex.htm
****) ООН: Устойчивое развитие
https://www.un.org/ru/ga/president/65/issues/sustdev.shtml
http://www.unepcom.ru/development.html
Subscribe

  • Post a new comment

    Error

    Anonymous comments are disabled in this journal

    default userpic

    Your reply will be screened

  • 208 comments
Previous
← Ctrl ← Alt
Next
Ctrl → Alt →
Previous
← Ctrl ← Alt
Next
Ctrl → Alt →